27 июл. 2008 г.

Вадим Глузман. Знакомство перед концертом

6 августа 2008 года на музыкальном фестивале “Грант-парк-2008” выступит скрипач Вадим Глузман. С оркестром Грант-парка под управлением канадского дирижера Жана-Мари Зитони он исполнит Скрипичный концерт Феликса Мендельсона.

...Все началось давным-давно, когда прадедушка Вадима Глузмана, живший в крохотном еврейском местечке, сделал для себя маленькую скрипку. Он не хотел становиться скрипачом – он просто хотел играть на скрипке. Свою любовь к музыке он передал детям. Они учились играть на скрипке, но скрипачами не стали: бабушка Вадима – врач, ее брат – археолог. Зато родители Вадима – профессиональные музыканты.
Вадим Глузман родился в 1973 году в Житомире. Он говорит: “Я вышел из романов Шолом Алейхема и Антуана де Сент-Экзюпери, Михаила Булгакова и Эли Визеля. Я вышел из клейзмерской музыки, Брамса, Чайковского, Шостаковича и Бернстайна. Я вышел из записей Ойстраха и Шеринга, Рубинштейна и Хассида, Горовица и Гульда... Я должен был стать скрипачом, это было моей судьбой”. Со скрипкой Вадим не расстается с семи лет. Учеба в Риге, в Тель-Авивской академии музыки, в Джульярдской музыкальной школе, победы на многочисленных международных скрипичных конкурсах, сольные концерты, камерные ансамбли, выступления с оркестрами, записи... Житомир – Рига – Тель-Авив – Нью-Йорк – Чикаго – далее везде... – география маршрутов Вадима Глузмана простирается по всем континентам. Он умен, начитан, доброжелателен, остроумен, открыт для общения и, подобно своему прадедушке, обожает играть на скрипке. Моя беседа с Вадимом вышла далеко за рамки предстоящего концерта.

- Готовясь к интервью, я прочитал о вас много материалов в интернете. Особенно интересным мне показался ваш сайт www.vadimgluzman.com. Многие вопросы отпали сами собой – вы просто на них уже ответили. Тем не менее некоторые любопытные события вашей жизни прошли незамеченными. Вот о них мне хотелось бы с вами поговорить. В 1990 году вы играли для Исаака Стерна. Как это произошло? Почему вам было предоставлено это право? Если можно, расскажите, пожалуйста, подробнее об этом эпизоде вашей жизни.
- В 1990 году из Риги мы репатриировались в Израиль. В Тель-Авиве я услышал о том, что Айзек Стерн прослушивает молодых скрипачей в Музыкальном центре в Иерусалиме. Я поехал к нему. За исключением записей, которые были у меня в Союзе, я не знал о том, кто такой Стерн. Не знал о его поддержке государства Израиль, не знал об истории с Карнеги-холл, не знал, что Айзек Стерн больше, чем просто скрипач. Я приехал в Иерусалим, зашел в Музыкальный центр и сообщил секретарю, что хочу поиграть Стерну. Секретарь ответил, что идея сама по себе замечательна, но придется подождать пару лет. На мое счастье, в этот момент дверь отворилась и в Центр вошел Стерн. Показав на меня, музыкант спросил: “Кто это?” Секретарь сказал: “Мальчик приехал поиграть вам на скрипке”. Реакция Стерна оказалась неожиданной: “Хорошо. Готовься. Пять минут у меня найдется”. Можно сказать, что мне просто повезло. Пять минут вылились в полтора часа, и с тех пор я имел счастье общаться со Стерном с большей или меньшей регулярностью в Израиле, а потом и в Нью-Йорке. Айзек Стерн сыграл огромную роль в моей музыкальной жизни.
- Можно ли назвать ваши отношения дружбой?
- Я бы не осмелился назвать это дружбой. Дружба – это очень красивое определение, но не думаю, что оно правильно в данном случае. Я был молодой скрипач, и он для меня был Мастером. На первых порах Стерн мне очень помог. Он мне дал рекомендации в Американо-израильский культурный фонд, выделил скрипку... Айзек Стерн навсегда останется для меня примером невероятной честности в музыке и в жизни.

В 1992 году по рекомендации маэстро Стерна Вадим Глузман получил скрипку работы Гварнери. В 1994 году он стал обладателем Приза Фонда Генриха Шеринга и в 1996 году получил смычок из коллекции Шеринга. Сейчас Глузман играет на скрипке 1690 года работы Страдивари. Эта скрипка, предоставленная музыканту Обществом Страдивари в Чикаго, принадлежала основателю русской скрипичной школы, одному из величайших скрипичных педагогов Леопольду Ауэру. В интервью журналу “The Chicago Tribune Magazine” Вадим Глузман сказал: “Словами не описать, как восхитителен этот инструмент. Он заставляет меня бежать в пятнадцать раз быстрее и нырять в пятнадцать раз глубже. Когда я впервые взял в руки эту скрипку, я понял, что жизнь моя изменилась”. Но вернемся к нашей беседе.

- В Израиле вы жили в музыкальном киббуце “Кешет-Эйлон”. Откуда вдруг в горах возле ливанской границы возникло это чудо, куда стекались лучшие преподаватели, где проводили мастер-классы лучшие педагоги?..
- Я с удовольствием расскажу об этом, тем более, что в русской прессе мало информации об этом киббуце, хотя там работают педагоги из России и учатся много русскоязычных студентов. Киббуц называется Эйлон, по географическому названию этого удивительного места. А слово “кешет” в переводе с иврита означает “смычок“ или “радуга”. Киббуц был организован для помощи молодым музыкантам – новым репатриантам, которые к этому времени только приехали в Израиль. В 1990 году я был в числе первых студентов. Моя учеба началась в дни Хануки 1990 года, прямо перед войной в Персидском заливе. Прошло несколько лет, и я вернулся в киббуц в качестве преподавателя. Буквально через две недели я вновь еду туда преподавать. (Наша беседа состоялась 16 июля 2008 года. – Прим. автора.) Киббуц “Кешет-Эйлон” стал частью меня самого. Сегодня этот киббуц – международная организация с громадным количеством педагогов и студентов. Каждый год на международный трехнедельный курс мы приглашаем около пятидесяти студентов. При этом заявок на участие в курсе приходит как минимум от двухсот до четырехсот. Я, к счастью, этим не занимаюсь, но всегда болезненный процесс, когда кому-то приходится отказывать. Хотелось бы принять всех, но, к сожалению, такое невозможно. Курс в Эйлоне - это ежедневные индивидуальные занятия, мастер-классы, концерты учеников и преподавателей и заключительный гала-концерт. Кроме этого, ежегодно на Хануку и Пейсах мы проводим два семинара для молодых израильских скрипачей и педагогов.
- Сколько лет вы прожили в Израиле?
- А я продолжаю жить в Израиле. Я учился в Джульярдской школе и семь лет прожил в Нью-Йорке. Сегодня у меня два места жительства: Тель-Авив и Чикаго. Но мой дом в Израиле. Израиль – то место, куда я возвращаюсь. В иные точки земного шара я приезжаю.
- Кем вы себя ощущаете? Русским евреем? Израильтянином? Американцем? Или, может быть, гражданином мира?
- Я себя ощущаю израильтянином, родившимся в бывшем Советском Союзе и иногда живущим в Америке.
- Но сейчас вы живете в Чикаго, рядом с нами.
- Я для интереса посчитал, что в это лето в Чикаго я проведу ровно пять дней, включая дни подготовки к концерту в Грант-парке.
- Вадим, что сегодня происходит в мире скрипичной музыки? Пишут ли для скрипки новые произведения?
- Без сомнения, есть современная скрипичная музыка и масса молодых интересных композиторов. Ответственность музыкантов состоит в том, чтобы ее исполнять. Надо дать публике шанс ее услышать. Если мы этого делать не будем, на нас закончится наш вид искусства как таковой. Вспомним историю музыки, например, взаимоотношения Йоахима с Брамсом. Представляете, если бы не Йоахим, у нас бы сегодня не было Скрипичного концерта Брамса. Какая была бы трагедия для музыки! Но Йоахим был тем скрипачом, который играл много современной музыки, в том числе своего современника Брамса. То же самое происходит сегодня. Я очень тесно сотрудничаю с Лерой Ауэрбах. Она родилась в бывшем Советском Союзе, но уже много лет живет в Нью-Йорке. На мой взгляд, Лера – совершенно феноменальное дарование. Она написала для меня много произведений, я много записывал и буду записывать ее музыку.

Лера Ауэрбах родилась в 1973 году в Челябинске. В возрасте шести лет впервые появилась перед публикой как пианистка, два года спустя выступила вместе с оркестром, в возрасте двенадцати лет сочинила свою первую оперу. Участвовала в международных фортепианных конкурсах, получила множество призов. В 1991 году во время гастролей в США приняла решение не возвращаться в СССР. Училась по классу композиции и фортепиано в Джульярдской школе музыки в Нью-Йорке, изучала литературу в Колумбийском университете. Закончила Музыкальную академию в Ганновере. Вадим Глузман принимал участие в премьере нового балета Джона Ноймайера “Двадцать четыре прелюдии” на музыку Леры Ауэрбах в Гамбургской опере. А еще Лера Ауэрбах пишет стихи. Однажды в Нью-Йорке после поэтического вечера Сергея Юрского она подошла к артисту и вручила ему книгу своих стихов. Юрский говорит: “Стихи были необычные. Не просто хорошие - таких сейчас немало - это были стихи мудрые и ясные, стихи человека, много знающего, много думающего и пришедшего к твердым убеждениям”. И вот уже в течение многих лет Юрский читает на своих вечерах стихи Леры, включает их в свои спектакли, в свои диски. Лера бесконечно благодарна ему за это: “Юрский - важная литературная ниточка, связывающая меня сегодня с Россией”.

- Так значит, в отличие от мрачных пророчеств Нормана Лебрехта, классическая музыка еще не умирает? Он пишет о засилье коммерции, о смерти настоящего искусства, об алчных менеджерах, звукозаписывающих студиях... После его книжек становится как-то не по себе.
- Я с громадным уважением отношусь к Лебрехту. Он, конечно, большой знаток музыки и потрясающий журналист, но в данном случае я совершенно не согласен с тем, что он пишет. Мне кажется, им движут какие-то свои, немузыкальные причины. Классическая музыка не умирает, а, как любой вид искусства, изменяется. Она постоянно находится в движении. Может быть, то, что происходит сегодня, - это возврат в прошлое, в эпоху, когда классическая музыка была элитарной. Никто не ожидал, что когда-нибудь на сольный концерт скрипача или пианиста смогут прийти три с половиной тысячи человек. Раньше приходили триста пятьдесят, и ничего в этом плохого не было. Господин Сарасате, господа Казальс и Йоахим прекрасно играли, и все были счастливы. Может быть, сегодня происходит сужение аудитории, но я не считаю, что мы умираем.
- Ну что ж, это вселяет надежду. А в Израиле исполняется современная музыка? Есть поле для экспериментов?
- Конечно, новая музыка всегда исполняется. У нас есть масса очень интересных композиторов. Например, Менахем Визенберг. (Композитор, аранжировщик, пианист и педагог Менахем Визенберг - один из наиболее одаренных музыкантов Израиля. Окончил Джульярдскую школу в Нью-Йорке. Преподает в Иерусалимской академии музыки и танца, руководит группой молодых музыкантов при Иерусалимском музыкальном центре, дает мастер-классы по композиции, читает лекции во многих университетах США и Великобритании, выступает в качестве пианиста-солиста и участника камерных ансамблей в Израиле, Европе и США. – Прим. автора.) Может быть, новая музыка исполняется не в таких количествах, как в концертных залах Голландии, Дании, Германии или Швеции. Но с другой стороны, мы также не видим ее в таком количестве в Америке. Израильскую публику я могу сравнить с американской. Это публика очень консервативная. Что делать – со вкусами публики нужно считаться, их надо уважать. В конце концов, то, что мы делаем, мы делаем для тех, кто сидит в зале.
- Так это же приводит к тому, что кроме узкой группы композиторов-классиков XIX и начала XX века не исполняется ровным счетом ничего!
- Это правда. Но, вы знаете, я бы не хотел сказать, что это к сожалению. Публика на сегодняшний день такая, и таковы ее вкусы. Музыкант, который чувствует, что ему необходимо играть современную музыку и хочет заниматься только этим, должен найти для себя другую географическую точку или воспитывать публику вокруг себя, как это делает Стивен Бернс в Чикаго. (Трубач и композитор Стивен Бернс регулярно организовывает в Чикаго концерты серии “Fulcrum Point New Music Project”, на которых исполняется только современная музыка. – Прим. автора.) Та же Лера Ауэрбах последние три года прожила в Бремене, являясь “Komponist der Stadt” - так называемым городским композитором. Бремен регулярно заказывал ей новые произведения, Лера участвовала в фестивалях... Она вернулась в Америку буквально полгода назад и продолжает работать здесь. Только что были премьеры ее новых произведений на фестивале в Нью-Йорке. Я не думаю, что все так трагично... После того, как я имел счастье поработать вместе с современными композиторами над их новыми произведениями, я увидел, что любое произведение – живая изменяющаяся стихия. Два года назад я работал с Софьей Асгатовной Губайдулиной над ее концертом “Offertorium” - много раз сыгранным и записанным произведением. В процессе работы она сама брала ручку, что-то вычеркивала, что-то дописывала, меняла динамику и даже ноты. Я сделал для себя вывод, что нет ничего высеченного на камне. Естественно, я никогда не позволю себе поменять написанное композитором без его или ее согласия. Процитирую ту же Губайдулину. Она считает, что для успешного концерта необходим триумвират трех талантов: композитора, исполнителя и публики. Так же, как без композитора нет музыки, так же и без исполнителя, и без публики нет музыки.
- Кто для вас наиболее значимые фигуры в скрипичной музыке? Вы уже упомянули Исаака Стерна. Кто еще стоит в этом ряду?
- Первый в этом ряду - Давид Ойстрах. Ничего лучшего в искусстве скрипичной игры, на мой взгляд, не происходило. Ойстрах – это явление в музыке. Такие люди рождаются очень редко. Мне невероятно близко и дорого его искусство.
- Можно ли сказать, что ваша карьера состоялась, или об этом еще рано говорить?
- Конечно, рано говорить. Если когда-нибудь я скажу, что состоялся, то в этот же момент можно спокойно закрыть футляр и больше его не открывать.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.
- Моя жена – пианистка Анжела Йоффе. Мы с ней учились в одной школе в Риге. Потом наши семьи репатриировались в Израиль. Мы начали играть вместе в Риге, продолжили в Израиле, а потом решили, что можно не только играть вместе. Нашей дочери четыре с половиной года. Она родилась в Чикаго.
- На каком языке вы разговариваете дома?
- Мы говорим по-русски. До недавнего времени дочка была уверена, что по-русски разговаривают все!
- У вас замечательный русский язык. Такое впечатление, что вы находитесь в Москве, а не в Америке.
- Московского произношения у меня, по-моему, нет, а язык... Книги не дают забывать русский язык.
- Где вы находите время на чтение?
- А самолет для чего? Я вам могу привести пример. Полет из города Берген в Норвегии в город Аделаида в Австралии занимает сорок два часа. Можно много чего успеть прочесть!
- Вадим, так получилось, что сегодня мы с вами говорили больше о современной музыке, а 6 августа в вашем исполнении мы услышим одно из величайших классических скрипичных произведений – Концерт Феликса Мендельсона. С чем связан выбор этого концерта? Это было ваше желание, или таков был заказ фестиваля?
- В данном случае наши желания совпали. В Грант-парке давно не исполняли Мендельсона, а я очень люблю его Скрипичный концерт. Я еще не встречал человека, который бы его не любил.
- Да, концерт замечательный. А как вы относитесь к тому, что это концерт на открытом воздухе? Рядом проезжают машины, пролетают самолеты... Вас это не смущает?
- Нет. Я буду играть точно так же, как я бы играл в концертном зале или на улице. Я не вижу никакой разницы. Передо мной сидят люди, которые хотят услышать концерт Мендельсона, и я им благодарен за то, что они пришли.
- Ну что ж, большое спасибо за интересную беседу. Надеюсь, наши встречи станут традиционными. Хоть на несколько дней, но в Чикаго вы все же появляетесь. Желаю вам успеха на фестивале. До встречи 6 августа!

27 июля 2008 года

2 июл. 2008 г.

Равиния. Лето 2008

Хорошо в Равинии в июне. Еще нет испепеляющей жары, еще вечера приносят прохладу, еще цикады не чувствуют себя хозяевами парка... И концерты в июне под стать погоде – бодрые, динамичные, живые. Концертная программа этого года выдалась в Равинии особенно насыщенной. Что ни вечер, то событие, пропустить которое невозможно. Вот лишь некоторые из них: те, на которых удалось побывать вашему корреспонденту.

Уже несколько лет в рамках музыкального фестиваля в Равинии проходят концерты серии “Джаз в Равинии”. Организатор программы – джазовый композитор и пианист Рэмси Льюис. Он родился в Чикаго, и с Чикаго связана вся его жизнь. Рэмси Льюис начал заниматься фортепиано с четырех лет. Этюды, гаммы... - стандартный классический путь к карьере концертирующего пианиста. Первое знакомство с джазом у Льюиса произошло, когда ему было пятнадцать лет. Его педагог Уоллас Бартон предложил юноше присоединиться к джазовому ансамблю, и на смену Бетховену и Шопену пришли Эллингтон и Татум. В 1948 году Льюис окончил чикагский музыкальный колледж и устроился работать продавцом в магазине грампластинок, по вечерам играя и сочиняя музыку в свое удовольствие. На публике он появился лишь спустя восемь лет. В 1956 году трио Льюиса кочевало по чикагским барам и клубам, быстро завоевывая популярность. В том же году музыкант выпустил свой первый альбом “Рэмси Льюис - господин Свинг” и стал знаменитым. В общей сложности трехкратный лауреат премии “Грэмми” Льюис записал более восьмидесяти альбомов, из них семь стали золотыми. В свободное от музыки время, если таковое есть, Льюис нянчится с внуками. У него большая семья: семеро детей, четырнадцать внуков, а недавно родился первый правнук.
Впервые Рэмси Льюис выступил в Равинии в далеком 1966 году. Его нынешний концерт был необычным. В исполнении трио Льюиса мы услышали мировую премьеру нового сочинения композитора “Музы и удовольствия”. Не могу сказать, что я являюсь таким уж большим поклонником музыки Льюиса. Он играет так называемый “smooth jazz” – мягкую, ненавязчивую, приятную, мелодичную, но однообразную, “приглаженную”, “отполированную” музыку. Такую музыку хорошо слушать в качестве фона в длинных путешествиях в машине. В больших количествах она несколько надоедает. В этой музыке не хватает импровизации, не хватает здоровой “аритмии”, того самого “драйва”, без которого невозможен джаз. Однако личность Рэмси Льюиса вызывает большое уважение. Он активно популяризирует джаз, выступает с лекциями по телевидению, ведет ежедневную программу “Утреннее шоу Рэмси Льюиса” на волне WNUA-FM в Чикаго и программу “Легенды джаза с Рэмси Льюисом”. Музыкант говорит: “Проблема школ в нашей стране состоит в том, что музыка и искусство в их учебных программах занимают очень мало места, если вообще присутствуют. Так что ребята совершенно не приучены к музыке”. Рэмси Льюис пытается восполнить этот пробел. Он работает со школами, поддерживает руководителей школьных оркестров, учителей музыки, рассказывает детям об истории джаза, о джазовой теории, учит детей играть джаз. И, самое главное, музыкант приглашает в Равинию лучших исполнителей!

На фестивале вновь выступил Дэйв Брубек и его великолепные музыканты:
альт-саксофонист Бобби Милителло, контрабасист Майкл Мур, ударник Ренди Джонс. Как и в случае с Рэмси Льюисом, квартет Брубека тоже подготовил зрителям сюрприз. На этот раз он выступил с целым оркестром “The Ravinia Jazz Festival Band”. Мы услышали композиции Брубека в новом, оригинальном исполнении. А в конце вечера “старички” порадовали нас бессмертными мелодиями, ставшими “визитной карточкой” квартета, - “Blue Rondo a la Turk”, “Everybody's Jumpin'“ и “Take Five”.

В Равинии выступила блестящая американская джазовая певица Дайана Ривс. Вот уж кто в музыке умеет все! Огромный диапазон, великолепное чувство стиля, красивый, бархатный голос – одним словом, на сцену вышла Королева. На концерте в Равинии Ривс исполняла композиции ритм-энд-блюза и классического джаза. А ведь мы знаем, что с тем же успехом она работает и с симфоническими оркестрами, исполняя академический репертуар, а также экспериментирует с поп-музыкой. Многие помнят ее концерты в Чикаго с Чикагским симфоническим оркестром под управлением Даниэля Баренбойма; она записывалась с оркестром Берлинской филармонии под управлением Саймона Рэттла; ее голос звучал на торжественной церемонии закрытия XIX Олимпийских игр в Солк-Лейк-Сити. А о ее последней работе - пятнадцати песнях, записанных к фильму Джорджа Клуни “Доброй ночи и удачи”, - говорят как о лучшем джазовом саунд-треке последних десятилетий. За этот альбом Дайана Ривс получила премию “Грэмми”.

В один вечер с Дайаной Ривс в Равинии выступала американская вокальная джаз-группа “Манхэттен трансфер”. В этом году группа отмечает свой тридцатипятилетний юбилей. По легенде, идея образования группы родилась у нью-йоркского таксиста Тима Хаузера за рулем, когда он с тоской думал о том, как оплачивать счета за жилье. При этом он ни в коем случае не хотел подражать кому бы то ни было. Хаузер задумал соединить в своем творчестве все жанры и направления современной музыки и завоевать уникальное место на музыкальном Олимпе. Идея Хаузера с блеском осуществилась. Группа “Манхэттен трансфер”, официально существующая с 1969 года, поет все: джаз, блюз, рок-энд-блюз, рок-н-ролл, поп-музыку. В 1981 году “Манхэттен трансфер” впервые удостоилась премии “Грэмми” сразу в двух категориях – по разряду поп- и джаз-музыки. Это достижение до сих пор никто не повторил. А всего за тридцать пять лет существования группа завоевала десять премий “Грэмми”. В составе группы – великолепная четверка: вокалистки Дженис Сигель и Черил Бентайн, их коллеги-мужчины Тим Хаузер и Алан Пол. В Равинии зрители услышали песни из нового альбома группы “The Definitive Pop Collection”, но наибольший успех ожидал беспроигрышный набор супер-шлягеров семидесятых. Легкость выстроенных ансамблевых звучаний, пластичная ритмика, бесконечный свинг и море обаяния – таков остающийся неизменным фирменный стиль группы!
В компании с джазовыми музыкантами прекрасно смотрелась американская оперная дива Деннис Грейвс, выступившая с сольным концертом в театре “Мартин” в Равинии. В 1992 году Грейвс принимала участие в концертном исполнении оперы Сен-Санса “Самсон и Далила” в Равинии. Она пела Далилу, а в партии Самсона блистал Пласидо Доминго. Партия Далилы – одна из любимейших в богатом репертуаре Грейвс, арию “Mon Coeur s’ouvre a ta voix” она с блеском исполняет в каждом сольном концерте. Не стал исключением и этот вечер. Грейвс исполнила еще один свой коронный номер - Хабанеру “L amour est un oiseau rebelled” из оперы Бизе “Кармен”. Высокая, красивая, стройная, эмоциональная, она как будто создана для роли Кармен. У певицы прекрасный голос - сильный, густой, низкий, идеально выровненный во всех регистрах. И программа концерта была выстроена таким образом, чтобы зрители услышали все богатство технических возможностей певицы: от Генделя до Копланда, от Брамса до Монтсальвадже.
Музыкальная жизнь в городе и пригородах продолжается. Впереди нас ждут интереснейшие концерты, встречи, выступления!

2 июля 2008 года

Денис Мацуев на сцене и в жизни

Пианист-виртуоз, “сибирский принц”, победитель конкурса имени П.И.Чайковского, один из самых блистательных музыкантов нашего времени. Молодой, высокий, элегантный, красивый; остроумный, живой, веселый; открытый, искренний, доброжелательный - это все он, пианист Денис Мацуев. Его концерты расписаны на годы вперед, его искусству рукоплещут лучшие залы планеты. Совсем скоро, на фестивале в Равинии состоится его долгожданный дебют в Чикаго. 10 июля 2008 года Денис Мацуев впервые выступит с Чикагским симфоническим оркестром. В исполнении пианиста и ЧСО под управлением Леонарда Слаткина прозвучит Третий концерт С.Рахманинова для фортепиано с оркестром. Спустя неделю, 17 июля, в театре “Мартин” в Равинии состоится сольный концерт Мацуева. В программе “Неизвестный Рахманинов” впервые в Америке прозвучат два неизвестных сочинения композитора - Фуга ре-минор и Сюита ре-минор в переложении для фортепиано. Несмотря на огромную занятость, Денис согласился побеседовать со мной перед дебютным концертом в Чикаго и ответить на вопросы. Предлагаю вашему вниманию фрагменты интервью с пианистом.

- Готовясь к интервью, я прочел много материалов о вас в Рунете. Мне кажется, журналисты сами придумали красивую сказку: сибирский красавец приезжает в Москву, покоряет столицу, становится лауреатом конкурса Чайковского, подписывает контракты на годы вперед...
- “Золушка” с Байкала... (Смеется.)
- ...идущая по ковровой дорожке, усыпанной розами. Это действительно ваш путь или все было совсем не так красиво, как это выглядит на бумаге?
- Чудес, конечно, на самом деле не бывает. Бог миловал, особых черных историй и спадов не было и, надеюсь, не будет.
- Расскажите, пожалуйста, о вашей семье.
- Мои родители – замечательные музыканты. Папа – композитор, педагог и пианист. Мама - тоже пианистка. Родители пожертвовали всем, что было у них в Иркутске, и переехали ради меня в Москву.
- Родившись в такой музыкальной семье, мучительных раздумий, кем быть, у вас не было? Сразу все было определено?
- Да, я был обречен на музыку. Но мои родители – мудрые люди. Если бы я не проявлял никаких способностей, они бы меня не отдали в этот “ужас”.
- Сколько вам было лет, когда вы впервые познакомились с фортепиано?
- Легенда гласит, что я подошел к пианино и, не глядя, целиком и полностью повторил мелодию, под которую шел прогноз погоды в программе “Время”. Родители услышали и поняли, что мальчик “попал”! (Смеется.) Но при этом занятия музыкой никогда не были насильственными. Я никогда особенно много не занимался, хотя вся атмосфера в доме и разговоры были только о музыке. Все шло постепенно. Я разрушил стереотип, что вундеркинд должен быть замкнутым мальчиком, который весь в себе и думает только о музыке. Я был абсолютно не таким. Я был нормальным ребенком: играл в футбол, хоккей, ломал руки, дрался. Хотя при этом я считался домашним ребенком с домашним воспитанием. На меня вся семья работала, если можно так сказать. Бабушка с дедушкой специально ушли с работы, чтобы воспитывать меня. Были свои гувернантки, частные педагоги по английскому языку. Когда в школе я вырвался на свободу, я понял: вот оно, счастье. Сразу начал целовать всех девочек. У меня было даже прозвище “Мацуйка-поцелуйка”. (Смеется.)
- У вас и сейчас отбоя от поклонниц нет.
- Я благодарен родителям, что они меня в детстве правильно ориентировали. (Смеется.) Женская энергия, которая присутствует в зале на каждом концерте, очень сильно передается мне. В первую очередь я играю для женщин. Без них мне было бы скучно.
- Расскажите, пожалуйста, о вашем педагоге в Московской консерватории Сергее Доренском. Я с завидной регулярностью встречаю его учеников в числе победителей международных конкурсов. Такое впечатление, что Доренский - просто кузница по выращиванию лауреатов. В чем состоит феномен его школы?
- Действительно, профессора Доренского можно занести в книгу рекордов Гиннесса. Он вырастил сто двадцать лауреатов международных конкурсов. Недосягаемый результат! Феномен Доренского заключается в том, что он в новом времени сохранил старые принципы и традиции. У него - хорошая, здоровая, конкурентоспособная обстановка. На его уроках царит искрометный юмор, постоянно звучат шутки, все общаются друг с другом, играют друг другу. На сцене все мы – конкуренты, а в жизни – друзья. Есть такое понятие, как команда Доренского, клан Доренского в хорошем смысле слова. К нему приходят уже сложившиеся ученики, музыканты, и он делает последнюю огранку, а потом пускает тебя в большое одиночное плавание, то бишь на сцену. В прошлом году мы отметили его семидесятипятилетний юбилей. Дай Бог ему здоровья! Я участвовал в подготовке его юбилея. Гала-концерт состоялся в Большом зале Московской консерватории. Участвовал Российский национальный оркестр, играли лауреаты, была прямая трансляция по телевидению. Все прошло на высоком уровне.
- По каналу “Культура” транслировали этот концерт, и была передача о Доренском.
- В России на фоне криминала, ужасных новостей, крови, пошлого юмора, всего того ужаса, который происходит на всех каналах, “Культура” – единственная отдушина. Я все время говорю об этом, в том числе на Совете по культуре при президенте. У нас новое поколение воспитывается на сплошной “чернухе”. Это не значит, что каждый день по всем каналам должны играть Первый концерт Чайковского. Но у людей должен быть элементарный выбор. Слава Богу, что есть канал “Культура”!
- Денис, говоря о вашем творчестве, невозможно не спросить у вас о конкурсе Чайковского. В одном из интервью вы сказали, что победа на конкурсе никак не отразилась на вашей карьере. Неужели так? Неужели конкурс Чайковского потерял свой былой авторитет?
- Объясню. Моя победа в 1998 году пришлась на самую низкую точку влиятельности и престижности конкурса Чайковского. Девяностые годы дали о себе знать во всех сферах, в том числе в культуре. Дошло до того, что в 1994 году за неуплату какого-то взноса то ли в пятьсот, то ли в шестьсот долларов конкурс исключили из Ассоциации международных конкурсов. Это невозможно себе представить, однако такое было! Интерес в мире к конкурсу пропал. Но бренд “Конкурс Чайковского” остается и будет жить всегда. После конкурса я не получил ни одного предложения. Я делаю свою карьеру сам, исключительно своими силами, но бренд мне очень сильно помог. Где бы я не выступал, за мной тянется шлейф победителя конкурса Чайковского.
- Вы часто выступаете в Америке. Не возникало ли у вас желания остаться здесь, как сделали это многие ваши коллеги-пианисты?
- Я горжусь тем, что никуда не уехал. Я очень люблю быть дома, люблю спать в своей постели. Как в Москве, так и в своем родном Иркутске. Я не могу находиться на Западе долгое время. Я понимаю, что это часть моей профессии, я обожаю гастролировать, у меня сто пятьдесят концертов в год, я постоянно в самолете, но я так хочу возвратиться домой, так дорожу тем временем, когда я дома, с родителями, когда они мне готовят, когда я сплю... Спокойно в Москве все равно спать невозможно – тебя все время дергают. Но тем не менее дом есть дом. Я мог уехать в девяностые годы, как сделали это многие мои коллеги, студенты. Но вы не представляете, как мне не хотелось уезжать! И время показало, что я был прав. Сейчас, наоборот, растет поток музыкантов, которые хотят возвратиться на Родину. Сейчас в России идет подъем культуры. Музыканты в оркестрах получают до пяти тысяч долларов в месяц. Это просто неслыханный прорыв! Несколько лет назад - пятьдесят долларов, а сегодня – пять тысяч! Сегодня все тянутся домой. Многие, правда, лукавят. Не каждый русский человек может мгновенно переключиться и стать американцем, швейцарцем, англичанином и так далее.
- Мне кажется, это просто невозможно. Можно прожить двадцать лет на западе и остаться русским по духу, по мировоззрению, по культуре.
- Конечно. Мой самый любимый пример – Сергей Васильевич Рахманинов, уехавший “благодаря” революции на Запад. Как он тосковал по России! Он получал пять миллионов долларов в год – таковы были его доходы в тридцатые годы. Можете себе представить, какие это были деньги?! Половину он отправлял в Россию. Он участвовал во всех фондах, посылал деньги на фронт... У человека была такая тоска и ностальгия, и это проявляется в его музыке. Симфонические танцы, Симфония на темы Паганини... Он тосковал без своей родной Ивановки. Он купил имение в Швейцарии и назвал его “СЕНАР” – то есть Сережа и Наташа Рахманиновы. В этом имении, на рояле композитора я записал неизданные произведения Рахманинова. Рассказать, как это случилось?
- Обязательно. Но до этого расскажите, пожалуйста, каким образом сочинения Рахманинова оставались неизвестными широкой публике столько лет?
- История такова. Полтора года назад после моего сольного концерта в Париже в театре “Елисейские поля” ко мне подошел внук Рахманинова Александр Борисович и произнес такую фразу: “Денис, если вы бросите курить, я вам преподнесу большой подарок”. Я не могу сказать, что был страстным курильщиком. Иногда после концерта мог выкурить сигаретку. А для Александра Борисовича эта тема была очень щепетильная. Сергей Васильевич был заядлым курильщиком, он скончался от рака легких. Я сказал: “Все, считайте, что я курить бросил”. “Тогда я дарю вам “право первой ночи” на первую запись и первое исполнение двух абсолютно новых произведений Сергея Васильевича.” Я чуть со стула не упал. Сенсация! Нашлись две студенческие работы композитора. Обе написаны в 1891 году. Первая - Сюита для оркестра в четырех частях. Я играю ее в переложении для фортепиано. Вторая – виртуозная Фуга. Ноты были посланы Чайковскому на одобрение. Рахманинов очень дорожил мнением Петра Ильича. Легенда гласит, что секретарша Чайковского потеряла ноты, не передав их Чайковскому. С тех пор след этих нот был утерян. И только пять лет назад ноты были обнаружены в архивах музея Глинки. Я записал Сюиту и Фугу на рояле Рахманинова в его имении “СЕНАР” под Люцерной, где композитор жил с 1929 по 1943 годы. Это был для меня еще один удар в хорошем смысле слова - подарок судьбы! Когда я прикоснулся к рахманиновскому роялю – американскому “Стейнвею” 1929 года – я понял, что, к сожалению, таких инструментов сейчас нет. Это просто сказка, такое бывает раз в жизни! Помимо Сюиты и Фуги я записал Вторую сонату си-бемоль минор, Картины и Прелюдии. На запись я пригласил одного из лучших звукорежиссеров мира Филиппа Ниделя – лауреата нескольких “Гремми”. Наша запись была осуществлена буквально за день – все шло как по маслу. Рояль потрясающий, уникальный. Вы не представляете - он поет!.. Довоенные американские инструменты просто неповторимы. А звуки в басах абсолютно рахманиновские. Ныне этот звук утерян. Современные рояли не могут достичь такого звука. Раньше делали отдельно каждый инструмент. Это не современная мебельная индустрия! Сейчас рояли штампуют, а раньше делали... Премьера неизвестных произведений Рахманинова прошла 4 декабря 2007 года в Лондоне. Там же прошло представление новой пластинки. Так что для меня этот год чрезвычайно важен, он проходит под девизом “Рахманинов”.
- Очень приятно, что американская премьера неизвестных произведений Рахманинова состоится в Равинии. На концерт обещает приехать внук композитора.
- Александр Борисович Рахманинов является президентом фонда Рахманинова. Он проводит по всему миру огромное количество мероприятий. Концерт в Равинии тоже организует фонд Рахманинова. Александр Борисович сохраняет наследие своего великого деда и пропагандирует его музыку. Хотя Рахманинов в пропаганде не нуждается. По вкладу в культуру в XX веке Рахманинов - самый великий музыкант. Он был одинаково велик как абсолютно непревзойденный пианист, композитор и дирижер. Он был одинаково гениален в трех ипостасях.
- Денис, вы рассказали о рахманиновском рояле. Имеет ли для вас значение инструмент, на котором вы играете?
- Хороший вопрос. Рихтер говорил, что он очень не любил выбирать рояли. Что поставят, то поставят. Я тоже не сторонник выбора инструмента. Понятно, что лучше сыграть на прекрасном “Стейнвее” в Карнеги-холле, чем в плохом зале на ужасном рояле. С другой стороны, на плохом рояле тоже можно сыграть очень хороший концерт. Для меня даже интересен момент экстрима - укротить плохой рояль и добиться задуманного результата в зале с плохой акустикой. Иногда успех в таком зале имеет для меня даже больший эффект, нежели выступление на прославленной сцене.
- Помните, в каких ужасных залах выступал Рихтер во время сибирского тура? А Горовиц возил рояль с собой, не доверяя никаким инструментам, кроме собственного.
- Да, но последние пятнадцать лет жизни Рихтер играл на “Ямахе”, и этот инструмент за ним тоже возили. Я выиграл конкурс Чайковского, играя на “Ямахе”, и стал “лицом” “Ямахи”. Со мной ездили по всему миру те настройщики, которые ездили с Рихтером. Это был для меня еще один подарок судьбы, потому что они мне рассказали много нового и интересного по поводу специфики настройки.
- Я читал, что у Рихтера был совершенно гениальный настройщик.
- С Рихтером работал Казуто Осато – суперпрофессионал своего дела. Он может из любого рояля сделать конфетку, как говорится. Это очень важно, поскольку хороший звук зависит от многих составляющих, а именно: от расположения рояля, индивидуальной настройки под конкретный инструмент, под конкретный зал, под конкретную программу и под конкретного артиста.
- А в чем состоит разница в настройке инструмента, скажем, перед исполнением концерта Рахманинова и перед Ноктюрнами Шопена?
- Я не знаю технической стороны дела. Это страшный секрет, который никому не выдается. Но разница в настройке существует. Настройщики знают требования артиста к этому инструменту в случае Рахманинова или Шопена.
- В каких залах вам уютнее выступать?
- Смотря, какую программу я исполняю. Конечно же, я люблю играть в больших залах. Люблю “крупные полотна”, если можно так сказать. Но вместе с тем я люблю играть и в маленьких залах, на фестивалях. Летние фестивали, как правило, проходят в церквушках во Франции, в Италии, в Германии. Я люблю играть везде! Даже на открытом воздухе, как это будет в Равинии.
- Вы играете “на бис”?
- Мой следующий диск целиком будет посвящен “бисам”. “Бисы” – особая часть концерта, которую все ждут. Я получаю огромное удовольствие, завожусь и могу играть до десяти “бисов”.
- Вы чувствуете отличие западной публики от российской? Где лучше понимают музыку – на Родине или на Западе?
- Нигде не понимают классическую музыку глубже, чем в России. Я могу заявить это абсолютно открыто. Я выступал более чем в пятидесяти странах мира. Да, конечно, есть потрясающие города, столицы, есть чопорная публика, которая много чего повидала... Но в основной массе, если мы говорим о публике, российская публика уникальна. Я всегда оставляю для России пятнадцать-двадцать концертов в сезоне. Они у меня идут в качестве закалки перед западными гастролями. Я не могу сказать, что Карнеги-холл, Альберт-холл и так далее - это прогулка после России, но все равно на Западе я себя чувствую гораздо свободней, чем в России...
- Вы прекрасно играете джаз. А вы не пробовали соединить в одном концерте классические произведения с джазовыми?
- Я делал это много раз. Во-первых, я часто играл “на бис” разные джазовые произведения. У нас есть даже совместная программа с символом российского джаза Георгием Гараняном. Она называется “И классика, и джаз”. Это некие мои джазовые фантазии. Я люблю разные эксперименты. Джаз мне очень много дал в жизни. Мой папа был потрясающим джазменом. Он всегда играл джаз дома, а я слушал. Я сразу “подсел” на Питерсона, Гарнера, Майлза Дэвиса. Слушая их, сам стал импровизировать. Импровизация мне очень помогает в классической музыке. Импровизация и в жизни очень важна. Джаз – это моя вторая страсть. Джаз – это моя любовница.
- Подождите, а как же футбол? Насколько я знаю, вы были заядлым футболистом.
- Теперь футбол уже стал на место второй любовницы. А одно время он был у меня на первом месте. В Иркутске музыка была мне абсолютно “по барабану”. Все время занимал футбол.
- Вы играете джаз, но при этом мало исполняете современную музыку. Почему? Вы ее не любите?
- Особого романа с современной музыкой у меня не сложилось. Я - сторонник мелодии. Я глубоко убежден, что публика, которая приходит в зал на концерт, должна уйти, запомнив хотя бы одну мелодию. Романтическую музыку играть сложнее всего. Ее нужно проживать, ее нужно “брать” физически, кровью, пока ты молод. А что касается современной музыки... В плане игры она доступна каждому, ее можно играть в любом возрасте. Я играю концерт Щедрина, например, это один из моих любимых концертов. Я его записал с гениальным маэстро Марисом Янсонсом и оркестром Баварского радио. Сейчас учу новый концерт Кшиштофа Пендерецкого.
- Вот это сюрприз!
- Знаете, что удивительно? Пендерецкий вернулся к мелодии. Именно поэтому я начинаю работать над его концертом. Замечательная музыка, пронизанная тонкой романтикой.
- Но комфортней всего вы себя чувствуете в музыке композиторов-романтиков XIX века?
- Композиторов-романтиков, но не только XIX века. Рахманинова и Прокофьева я тоже называю романтиками.
- Известно, что многие талантливые инструменталисты переходят к дирижированию. У вас не было такого желания?
- Во-первых, я еще не наигрался, еще много чего не сыграл. Во-вторых, я считаю, что все наши беды от того, что мы лезем не в свое дело. Я пока не хочу повторить неудачные примеры переходов в эту профессию знаменитых инструменталистов. Я не могу сказать, когда начну этим “грешить”...
- ...и начнете ли вообще...
- Понимаете, в чем дело. Папа меня приучил с детства читать симфонические партитуры. Я этим искусством владею с десяти лет и иногда понимаю, что мне одного рояля маловато. Я понимаю, почему все стремятся взять в руки дирижерскую палочку. Но к этому нужно быть хорошо подготовленным. Нельзя вдруг резко бросить играть на виолончели и заиграть на флейте. Дирижирование – это абсолютно другая профессия, нежели игра на рояле, и совмещать это сложно, а, может быть, даже невозможно. Поэтому я пока к этому отношусь осторожно.
- Ну и хорошо, будем слушать вас как пианиста.
- Пока, по крайней мере, я буду играть на рояле.
- Денис, вас часто можно увидеть на светских мероприятиях, на светских “тусовках”, как сейчас говорят. Вам неудобно отказаться, или вы нормально относитесь к подобным мероприятиям?
- Нет, я не могу сказать, что я такой уж “тусовщик”, не могу сказать, что получаю от этого большое удовольствие. Если это касается компании близких друзей, безусловно, я люблю весело провести время. Я – абсолютно живой, нормальный, открытый человек. Правда, в последнее время стал сильно уставать и поэтому немного сокращать свои появления на светских мероприятиях.
- Вы же еще руководите двумя фестивалями!
- Да, для меня дело чести – руководить двумя фестивалями. Один из них проходит в Иркутске и называется “Звезды на Байкале”. На нем выступали все наши мэтры: Темирканов, Спиваков, Башмет... Второй фестиваль называется “Крещендо”. Это – фестиваль молодого поколения, каждый год он проходит в разных городах России. В прошлом году мы посвятили фестиваль столетию Дягилевских сезонов и дали в Париже пять больших концертов с Темиркановым. Такие концерты требуют огромных затрат. Светские мероприятия становятся способом привлечь спонсоров и пропагандировать фестивали. Я хочу показать всем, что у нас есть достойная смена, что в России есть молодые талантливые музыканты, что русская музыкальная школа не умерла. Она существует! Я счастлив проводить эти фестивали и думаю, что у меня получается.
- Такое впечатление, что у вас не двадцать четыре часа в сутки, а гораздо больше. Как вы находите на все время?
- Стараюсь. Есть еще порох в пороховницах.
- Вы сказали, что у вас сто пятьдесят концертов в год. То есть вы выступаете практически через день?
- Я с трудом могу сказать слово “нет”. Не люблю отказывать людям. Вот и сейчас, через десять минут начинается репетиция, а я с вами еще разговариваю. (Смеется.)
- Все, не смею вас больше задерживать. Спасибо большое за интереснейшее интервью. Успехов вам на концертах!

28 июня 2008 года